23.01.2013 в 00:41

Пишет  HelenaNort:

Споки!
Дорогие Денежки! Очень скучаю без Вас. Обещаю приобрести для Вас новый кошелечек. Если хотите, можете пригласить своих родственников из Европы или Америки — возражать не стану. Приют обеспечу по первому разряду... (с)

---

Вчера забрала оставшиеся фото с НГ утренника.




Настроения нет, вдохновения нет, заказов нет, если пропаду-ушла в депрессию.

---

Ищу Музу).

Творческий кризис. Заказчики сидят без денег и отказываются от заказов. Настроения нет, вдохновения тоже. Принимаю идеи и заказы).

@темы: Куклы

---

Комплименты.

Муж сегодня сказал мне, что я очень избаловала его вкусной и разнообразной домашней едой, и ему теперь в гостях есть не вкусно. Даже перед людьми стыдно!
Вот такое пироги Заранее стыдно перед будущей невесткой

---

Рысь. Рыська. Рысёк.

Интерьерная кукла. Рысь. Велюровая девочка-рысь. Зооморф. Сшита из натуральных материалов,
набита мягким холлофайбером. Благодаря проволочному каркасу принимает любое
положение. Кукла сшита вручную. Личико расписано.Интерьерные куклы не предназначены
для игр с детьми!


Рысь. Рыська. Рысёк.
Чуть раскосы глаза, нервны кисточки-уши,
Над ее головой звезд раскинулась высь.
На ночную охоту, травы не порушив
Своей лапой пружинящей, шествует рысь.

Ноздри чуткие ветер читают как книгу,
Лишь зрачки выдают, зеленцою искря,
Приближая ее к долгожданному мигу,
Распаляя, маня и надежду даря.

Что охота? И как различить, кто добыча,
Кто разменная карта? Ввязался – борись,
Только с палевой шкурки, как перышко птичье,
Паутинку стряхнула неслышная рысь.

Нюх – острее кинжала и воздуха тоньше,
Размотать как клубок незатейливый код ,
Чья-то тень. Отделяясь от замершей рощи,
Словно в спину удар, появляется кот.

Холка щеткой. Зрачки как серпы. И, мурчанье…
Я ли это? Стук сердца так слышен. Уймись!
Да, не смеет нарушить тугое молчанье,
Не по правилам нынче охотится рысь.

Кот хорош. Те же кисточки, гладкая шкура,
Чуть светлее глаза и пошире спина.
И застыли в пролеске единой фигурой
Он – спокоен, слегка горделива Она.

Что охота? Бежать от себя! Нету слада,
Хлещут ветки навстречу, в прыжке растворись!
И с невиданной злостью и дикой досадой
Умывается утром бессонная рысь.

Что ж, охотник, твой ход! Я царапины смою,
И испытывать буду, как прежде, судьбу.
Не забудь, что оставил при встрече со мною,
И живи с моей длинною меткой на лбу!
Поэт: © IceFeniXXX, 2011
poetrank.ru/poets/icefenixxx/rys/




Посмотреть на Яндекс.Фотках

Посмотреть на Яндекс.Фотках

Посмотреть на Яндекс.Фотках



<a

@темы: текстильные куклы, Куклы, интерьерные куклы, каркасные куклы, Мои куклы, авторские куклы

---

20.01.2013 в 19:34

Пишет  La_Dama_Oscura:

Травмы поколений
Большая (минут на 20 чтения), но очень интересная статья психолога Людмилы Петрановской о том, как прошлое через поколения сказывается на настоящем.
В описанных в тексте типажах вы наверняка узнаете своих бабушек, своих родителей, самих себя и, возможно, своих детей.
Мое чувство вины перед мамой и бабушкой и перед детьми буквально разложено по полочкам.

Обязательно прочитайте.

***
Живет себе семья. Молодая совсем, только поженились, ждут ребеночка. Или только родили. А может, даже двоих успели. Любят, счастливы, полны надежд. И тут случается катастрофа. Маховики истории сдвинулись с места и пошли перемалывать народ. Чаще всего первыми в жернова попадают мужчины. Революции, войны, репрессии – первый удар по ним.

И вот уже молодая мать осталась одна. Ее удел – постоянная тревога, непосильный труд (нужно и работать, и ребенка растить), никаких особых радостей. Похоронка, «десять лет без права переписки», или просто долгое отсутствие без вестей, такое, что надежда тает. Может быть, это и не про мужа, а про брата, отца, других близких. Каково состояние матери? Она вынуждена держать себя в руках, она не может толком отдаться горю. На ней ребенок (дети), и еще много всего. Изнутри раздирает боль, а выразить ее невозможно, плакать нельзя, «раскисать» нельзя. И она каменеет. Застывает в стоическом напряжении, отключает чувства, живет, стиснув зубы и собрав волю в кулак, делает все на автомате. Или, того хуже, погружается в скрытую депрессию, ходит, делает, что положено, хотя сама хочет только одного – лечь и умереть. Ее лицо представляет собой застывшую маску, ее руки тяжелы и не гнутся. Ей физически больно отвечать на улыбку ребенка, она минимизирует общение с ним, не отвечает на его лепет. Ребенок проснулся ночью, окликнул ее – а она глухо воет в подушку. Иногда прорывается гнев. Он подполз или подошел, теребит ее, хочет внимания и ласки, она когда может, отвечает через силу, но иногда вдруг как зарычит: «Да, отстань же», как оттолкнет, что он аж отлетит. Нет, она не него злится – на судьбу, на свою поломанную жизнь, на того, кто ушел и оставил и больше не поможет.

Только вот ребенок не знает всей подноготной происходящего. Ему не говорят, что случилось (особенно если он мал). Или он даже знает, но понять не может. Единственное объяснение, которое ему в принципе может прийти в голову: мама меня не любит, я ей мешаю, лучше бы меня не было. Его личность не может полноценно формироваться без постоянного эмоционального контакта с матерью, без обмена с ней взглядами, улыбками, звуками, ласками, без того, чтобы читать ее лицо, распознавать оттенки чувств в голосе. Это необходимо, заложено природой, это главная задача младенчества. А что делать, если у матери на лице депрессивная маска? Если ее голос однообразно тусклый от горя, или напряжено звенящий от тревоги?

Пока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет себе, уже травмированный. Не уверенный, что его любят, не уверенный, что он нужен, с плохо развитой эмпатией. Даже интеллект нарушается в условиях депривации. Помните картину «Опять двойка»? Она написана в 51. Главному герою лет 11 на вид. Ребенок войны, травмированный больше, чем старшая сестра, захватившая первые годы нормальной семейной жизни, и младший брат, любимое дитя послевоенной радости – отец живой вернулся. На стене – трофейные часы. А мальчику трудно учиться.

Конечно, у всех все по-разному. Запас душевных сил у разных женщин разный. Острота горя разная. Характер разный. Хорошо, если у матери есть источники поддержки – семья, друзья, старшие дети. А если нет? Если семья оказалась в изоляции, как «враги народа», или в эвакуации в незнакомом месте? Тут или умирай, или каменей, а как еще выжить?

Идут годы, очень трудные годы, и женщина научается жить без мужа. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Конь в юбке. Баба с яйцами. Назовите как хотите, суть одна. Это человек, который нес-нес непосильную ношу, да и привык. Адаптировался. И по-другому уже просто не умеет. Многие помнят, наверное, бабушек, которые просто физически не могли сидеть без дела. Уже старенькие совсем, все хлопотали, все таскали сумки, все пытались рубить дрова. Это стало способом справляться с жизнью. Кстати, многие из них стали настолько стальными – да, вот такая вот звукопись – что прожили очень долго, их и болезни не брали, и старость. И сейчас еще живы, дай им Бог здоровья.

В самом крайнем своем выражении, при самом ужасном стечении событий, такая женщина превращалась в монстра, способного убить своей заботой. И продолжала быть железной, даже если уже не было такой необходимости, даже если потом снова жила с мужем, и детям ничего не угрожало. Словно зарок выполняла.
Ярчайший образ описан в книге Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом».
А вот что пишет о «Страшной бабе» Екатерина Михайлова («Я у себя одна» книжка называется): «Тусклые волосы, сжатый в ниточку рот…, чугунный шаг… Скупая, подозрительная, беспощадная, бесчувственная. Она всегда готова попрекнуть куском или отвесить оплеуху: «Не напасешься на вас, паразитов. Ешь, давай!»…. Ни капли молока не выжать из ее сосцов, вся она сухая и жесткая…» Там еще много очень точного сказано, и если кто не читал эти две книги, то надо обязательно.

Самое страшное в этой патологически измененной женщине – не грубость, и не властность. Самое страшное – любовь. Когда, читая Санаева, понимаешь, что это повесть о любви, о такой вот изуродованной любви, вот когда мороз-то продирает. У меня была подружка в детстве, поздний ребенок матери, подростком пережившей блокаду. Она рассказывала, как ее кормили, зажав голову между голенями и вливая в рот бульон. Потому что ребенок больше не хотел и не мог, а мать и бабушка считали, что надо. Их так пережитый голод изнутри грыз, что плач живой девочки, родной, любимой, голос этого голода перекрыть не мог.

А другую мою подружку мама брала с собой, когда делала подпольные аборты. И она показывала маленькой дочке полный крови унитаз со словами: вот, смотри, мужики-то, что они с нами делают. Вот она, женская наша доля. Хотела ли она травмировать дочь? Нет, только уберечь. Это была любовь.

А самое ужасное – что черты «Страшной бабы» носит вся наша система защиты детей до сих пор. Медицина, школа, органы опеки. Главное – чтобы ребенок был «в порядке». Чтобы тело было в безопасности. Душа, чувства, привязанности – не до этого. Спасти любой ценой. Накормить и вылечить. Очень-очень медленно это выветривается, а нам-то в детстве по полной досталось, няньку, которая половой тряпкой по лицу била, кто не спал днем, очень хорошо помню.

Но оставим в стороне крайние случаи. Просто женщина, просто мама. Просто горе. Просто ребенок, выросший с подозрением, что не нужен и нелюбим, хотя это неправда и ради него только и выжила мама и вытерпела все. И он растет, стараясь заслужить любовь, раз она ему не положена даром. Помогает. Ничего не требует. Сам собой занят. За младшими смотрит. Добивается успехов. Очень старается быть полезным. Только полезных любят. Только удобных и правильных. Тех, кто и уроки сам сделает, и пол в доме помоет, и младших уложит, ужин к приходу матери приготовит. Слышали, наверное, не раз такого рода рассказы про послевоенное детство? «Нам в голову прийти не могло так с матерью разговаривать!» — это о современной молодежи. Еще бы. Еще бы. Во-первых, у железной женщины и рука тяжелая. А во-вторых — кто ж будет рисковать крохами тепла и близости? Это роскошь, знаете ли, родителям грубить.

Травма пошла на следующий виток.
***
Настанет время, и сам этот ребенок создаст семью, родит детей. Годах примерно так в 60-х. Кто-то так был «прокатан» железной матерью, что оказывался способен лишь воспроизводить ее стиль поведения. Надо еще не забывать, что матерей-то многие дети не очень сильно и видели, в два месяца – ясли, потом пятидневка, все лето – с садом на даче и т.д. То есть «прокатывала» не только семья, но и учреждения, в которых «Страшных баб» завсегда хватало.

Но рассмотрим вариант более благополучный. Ребенок был травмирован горем матери, но вовсе душу ему не отморозило. А тут вообще мир и оттепель, и в космос полетели, и так хочется жить, и любить, и быть любимым. Впервые взяв на руки собственного, маленького и теплого ребенка, молодая мама вдруг понимает: вот он. Вот тот, кто наконец-то полюбит ее по-настоящему, кому она действительно нужна. С этого момента ее жизнь обретает новый смысл. Она живет ради детей. Или ради одного ребенка, которого она любит так страстно, что и помыслить не может разделить эту любовь еще на кого-то. Она ссорится с собственной матерью, которая пытается отстегать внука крапивой – так нельзя. Она обнимает и целует свое дитя, и спит с ним вместе, и не надышится на него, и только сейчас, задним числом осознает, как многого она сама была лишена в детстве. Она поглощена этим новым чувством полностью, все ее надежды, чаяния – все в этом ребенке. Она «живет его жизнью», его чувствами, интересами, тревогами. У них нет секретов друг о друга. С ним ей лучше, чем с кем бы то ни было другим.

И только одно плохо – он растет. Стремительно растет, и что же потом? Неужто снова одиночество? Неужто снова – пустая постель? Психоаналитики тут бы много чего сказали, про перемещенный эротизм и все такое, но мне сдается, что нет тут никакого эротизма особого. Лишь ребенок, который натерпелся одиноких ночей и больше не хочет. Настолько сильно не хочет, что у него разум отшибает. «Я не могу уснуть, пока ты не придешь». Мне кажется, у нас в 60-70-е эту фразу чаще говорили мамы детям, а не наоборот.

Что происходит с ребенком? Он не может не откликнуться на страстный запрос его матери о любви. Это вывшее его сил. Он счастливо сливается с ней, он заботится, он боится за ее здоровье. Самое ужасное – когда мама плачет, или когда у нее болит сердце. Только не это. «Хорошо, я останусь, мама. Конечно, мама, мне совсем не хочется на эти танцы». Но на самом деле хочется, ведь там любовь, самостоятельная жизнь, свобода, и обычно ребенок все-таки рвет связь, рвет больно, жестко, с кровью, потому что добровольно никто не отпустит. И уходит, унося с собой вину, а матери оставляя обиду. Ведь она «всю жизнь отдала, ночей не спала». Она вложила всю себя, без остатка, а теперь предъявляет вексель, а ребенок не желает платить. Где справедливость? Тут и наследство «железной» женщины пригождается, в ход идут скандалы, угрозы, давление. Как ни странно, это не худший вариант. Насилие порождает отпор и позволяет-таки отделиться, хоть и понеся потери.

Некоторые ведут свою роль так искусно, что ребенок просто не в силах уйти. Зависимость, вина, страх за здоровье матери привязывают тысячами прочнейших нитей, про это есть пьеса Птушкиной «Пока она умирала», по которой гораздо более легкий фильм снят, там Васильева маму играет, а Янковский – претендента на дочь. Каждый Новый год показывают, наверное, видели все. А лучший – с точки зрения матери – вариант, если дочь все же сходит ненадолго замуж и останется с ребенком. И тогда сладкое единение можно перенести на внука и длить дальше, и, если повезет, хватит до самой смерти.

И часто хватает, поскольку это поколение женщин гораздо менее здорово, они часто умирают намного раньше, чем их матери, прошедшие войну. Потому что стальной брони нет, а удары обиды разрушают сердце, ослабляют защиту от самых страшных болезней. Часто свои неполадки со здоровьем начинают использовать как неосознанную манипуляцию, а потом трудно не заиграться, и вдруг все оказывается по настоящему плохо. При этом сами они выросли без материнской внимательной нежной заботы, а значит, заботиться о себе не привыкли и не умеют, не лечатся, не умеют себя баловать, да, по большому счету, не считают себя такой уж большой ценностью, особенно если заболели и стали «бесполезны».

Но что-то мы все о женщинах, а где же мужчины? Где отцы? От кого-то же надо было детей родить?

С этим сложно. Девочка и мальчик, выросшие без отцов, создают семью. Они оба голодны на любовь и заботу. Она оба надеются получить их от партнера. Но единственная модель семьи, известная им – самодостаточная «баба с яйцами», которой, по большому счету, мужик не нужен. То есть классно, если есть, она его любит и все такое. Но по-настоящему он ни к чему, не пришей кобыле хвост, розочка на торте. «Посиди, дорогой, в сторонке, футбол посмотри, а то мешаешь полы мыть. Не играй с ребенком, ты его разгуливаешь, потом не уснет. Не трогай, ты все испортишь. Отойди, я сама» И все в таком духе. А мальчики-то тоже мамами выращены. Слушаться привыкли. Психоаналитики бы отметили еще, что с отцом за маму не конкурировали и потому мужчинами себя не почувствовали. Ну, и чисто физически в том же доме нередко присутствовала мать жены или мужа, а то и обе. А куда деваться? Поди тут побудь мужчиной…

Некоторые мужчины находили выход, становясь «второй мамой». А то и единственной, потому что сама мама-то, как мы помним, «с яйцами» и железом погромыхивает. В самом хорошем варианте получалось что-то вроде папы дяди Федора: мягкий, заботливый, чуткий, все разрешающий. В промежуточном – трудоголик, который просто сбегал на работу от всего от этого. В плохом — алкоголик. Потому что мужчине, который даром не нужен своей женщине, который все время слышит только «отойди, не мешай», а через запятую «что ты за отец, ты совершенно не занимаешься детьми» (читай «не занимаешься так, как Я считаю нужным»), остается или поменять женщину – а на кого, если все вокруг примерно такие? – или уйти в забытье.

С другой стороны, сам мужчина не имеет никакой внятной модели ответственного отцовства. На их глазах или в рассказах старших множество отцов просто встали однажды утром и ушли – и больше не вернулись. Вот так вот просто. И ничего, нормально. Поэтому многие мужчины считали совершенно естественным, что, уходя из семьи, они переставали иметь к ней отношение, не общались с детьми, не помогали. Искренне считали, что ничего не должны «этой истеричке», которая осталась с их ребенком, и на каком-то глубинном уровне, может, были и правы, потому что нередко женщины просто юзали их, как осеменителей, и дети были им нужнее, чем мужики. Так что еще вопрос, кто кому должен. Обида, которую чувствовал мужчина, позволяла легко договориться с совестью и забить, а если этого не хватало, так вот ведь водка всюду продается.

Ох, эти разводы семидесятых — болезненные, жестокие, с запретом видеться с детьми, с разрывом всех отношений, с оскорблениями и обвинениями. Мучительное разочарование двух недолюбленных детей, которые так хотели любви и счастья, столько надежд возлагали друг на друга, а он/она – обманул/а, все не так, сволочь, сука, мразь… Они не умели налаживать в семье круговорот любви, каждый был голоден и хотел получать, или хотел только отдавать, но за это – власти. Они страшно боялись одиночества, но именно к нему шли, просто потому, что, кроме одиночества никогда ничего не видели.

В результате – обиды, душевные раны, еще больше разрушенное здоровье, женщины еще больше зацикливаются на детях, мужчины еще больше пьют.

У мужчин на все это накладывалась идентификация с погибшими и исчезнувшими отцами. Потому что мальчику надо, жизненно необходимо походить на отца. А что делать, если единственное, что о нем известно – что он погиб? Был очень смелым, дрался с врагами – и погиб? Или того хуже – известно только, что умер? И о нем в доме не говорят, потому что он пропал без вести, или был репрессирован? Сгинул – вот и вся информация? Что остается молодому парню, кроме суицидального поведения? Выпивка, драки, сигареты по три пачки в день, гонки на мотоциклах, работа до инфаркта. Мой отец был в молодости монтажник-высотник. Любимая фишка была – работать на высоте без страховки. Ну, и все остальное тоже, выпивка, курение, язва. Развод, конечно, и не один. В 50 лет инфаркт и смерть. Его отец пропал без вести, ушел на фронт еще до рождения сына. Неизвестно ничего, кроме имени, ни одной фотографии, ничего.

Вот в таком примерно антураже растут детки, третье уже поколение.
В моем классе больше, чем у половины детей родители были в разводе, а из тех, кто жил вместе, может быть, только в двух или трех семьях было похоже на супружеское счастье. Помню, как моя институтская подруга рассказывала, что ее родители в обнимку смотрят телевизор и целуются при этом. Ей было 18, родили ее рано, то есть родителям было 36-37. Мы все были изумлены. Ненормальные, что ли? Так не бывает!

Естественно, соответствующий набор слоганов: «Все мужики – сволочи», «Все бабы – суки», «Хорошее дело браком не назовут». А что, жизнь подтверждала. Куда ни глянь…

Но случилось и хорошее. В конце 60-х матери получили возможность сидеть с детьми до года. Они больше не считались при этом тунеядками. Вот кому бы памятник поставить, так автору этого нововведения. Не знаю только, кто он. Конечно, в год все равно приходилось отдавать, и это травмировало, но это уже несопоставимо, и об этой травме в следующий раз. А так-то дети счастливо миновали самую страшную угрозу депривации, самую калечащую – до года. Ну, и обычно народ крутился еще потом, то мама отпуск возьмет, то бабушки по очереди, еще выигрывали чуток. Такая вот игра постоянная была – семья против «подступающей ночи», против «Страшной бабы», против железной пятки Родины-матери. Такие кошки-мышки.

А еще случилось хорошее – отдельно жилье стало появляться. Хрущобы пресловутые. Тоже поставим когда-нибудь памятник этим хлипким бетонным стеночкам, которые огромную роль выполнили – прикрыли наконец семью от всевидящего ока государства и общества. Хоть и слышно было все сквозь них, а все ж какая-никакая – автономия. Граница. Защита. Берлога. Шанс на восстановление.

Третье поколение начинает свою взрослую жизнь со своим набором травм, но и со своим довольно большим ресурсом. Нас любили. Пусть не так, как велят психологи, но искренне и много. У нас были отцы. Пусть пьющие и/или «подкаблучники» и/или «бросившие мать козлы» в большинстве, но у них было имя, лицо и они нас тоже по своему любили. Наши родители не были жестоки. У нас был дом, родные стены.

Не у все все одинаково, конечно, были семье более и менее счастливые и благополучные.
Но в общем и целом.

Короче, с нас причитается.

***
Итак, третье поколение. Не буду здесь жестко привязываться к годам рождения, потому что кого-то родили в 18, кого-то – в 34, чем дальше, тем больше размываются отчетливые «берега» потока. Здесь важна передача сценария, а возраст может быть от 50 до 30. Короче, внуки военного поколения, дети детей войны.

«С нас причитается» — это, в общем, девиз третьего поколения. Поколения детей, вынужденно ставших родителями собственных родителей. В психологии такое называется «парентификация».

А что было делать? Недолюбленные дети войны распространяли вокруг столь мощные флюиды беспомощности, что не откликнуться было невозможно. Поэтому дети третьего поколения были не о годам самостоятельны и чувствовали постоянную ответственность за родителей. Детство с ключом на шее, с первого класса самостоятельно в школу – в музыкалку – в магазин, если через пустырь или гаражи – тоже ничего. Уроки сами, суп разогреть сами, мы умеем. Главное, чтобы мама не расстраивалась. Очень показательны воспоминания о детстве: «Я ничего у родителей не просила, всегда понимала, что денег мало, старалась как-то зашить, обойтись», «Я один раз очень сильно ударился головой в школе, было плохо, тошнило, но маме не сказал – боялся расстроить. Видимо, было сотрясение, и последствия есть до сих пор», «Ко мне сосед приставал, лапать пытался, то свое хозяйство показывал. Но я маме не говорила, боялась, что ей плохо с сердцем станет», «Я очень по отцу тосковал, даже плакал потихоньку. Но маме говорил, что мне хорошо и он мне совсем не нужен. Она очень зилась на него после развода». У Дины Рубинной есть такой рассказ пронзительный «Терновник». Классика: разведенная мама, шестилетний сын, самоотверженно изображающий равнодушие к отцу, которого страстно любит. Вдвоем с мамой, свернувшись калачиком, в своей маленькой берлоге против чужого зимнего мира. И это все вполне благополучные семьи, бывало и так, что дети искали пьяных отцов по канавам и на себе притаскивали домой, а мамочку из петли вытаскивали собственными руками или таблетки от нее прятали. Лет эдак в восемь.

А еще разводы, как мы помним, или жизнь в стиле кошка с собакой» (ради детей, конечно). И дети-посредники, миротворцы, которые душу готовы продать, чтобы помирить родителей, чтобы склеить снова семейное хрупкое благополучие. Не жаловаться, не обострять, не отсвечивать, а то папа рассердится, а мама заплачет, и скажет, что «лучше бы ей сдохнуть, чем так жить», а это очень страшно. Научиться предвидеть, сглаживать углы, разряжать обстановку. Быть всегда бдительным, присматривать за семьей. Ибо больше некому.

Символом поколения можно считать мальчика дядю Федора из смешного мультика. Смешной-то смешной, да не очень. Мальчик-то из всей семьи самый взрослый. А он еще и в школу не ходит, значит, семи нет. Уехал в деревню, живет там сам, но о родителях волнуется. Они только в обморок падают, капли сердечные пьют и руками беспомощно разводят.

Или помните мальчика Рому из фильма«Вам и не снилось»? Ему 16, и он единственный взрослый из всех героев фильма. Его родители – типичные «дети войны», родители девочки – «вечные подростки», учительница, бабушка… Этих утешить, тут поддержать, тех помирить, там помочь, здесь слезы вытереть. И все это на фоне причитаний взрослых, мол, рано еще для любви. Ага, а их всех нянчить – в самый раз.

Так все детство. А когда настала пора вырасти и оставить дом – муки невозможной сепарации, и вина, вина, вина, пополам со злостью, и выбор очень веселый: отделись – и это убьет мамочку, или останься и умри как личность сам.

Впрочем, если ты останешься, тебе все время будут говорить, что нужно устраивать собственную жизнь, и что ты все делаешь не так, нехорошо и неправильно, иначе уже давно была бы своя семья. При появлении любого кандидата он, естественно, оказывался бы никуда не годным, и против него начиналась бы долгая подспудная война до победного конца. Про это все столько есть фильмов и книг, что даже перечислять не буду.

Интересно, что при все при этом и сами они, и их родители воспринимали свое детство как вполне хорошее. В самом деле: дети любимые, родители живы, жизнь вполне благополучная. Впервые за долгие годы – счастливое детство без голода, эпидемий, войны и всего такого.

Ну, почти счастливое. Потому что еще были детский сад, часто с пятидневкой, и школа, и лагеря и прочие прелести советского детства, которые были кому в масть, а кому и не очень. И насилия там было немало, и унижений, а родители-то беспомощные, защитить не могли. Или даже на самом деле могли бы, но дети к ним не обращались, берегли. Я вот ни разу маме не рассказывала, что детском саду тряпкой по морде бьют и перловку через рвотные спазмы в рот пихают. Хотя теперь, задним числом, понимаю, что она бы, пожалуй, этот сад разнесла бы по камешку. Но тогда мне казалось – нельзя.

Это вечная проблема – ребенок некритичен, он не может здраво оценить реальное положение дел. Он все всегда принимает на свой счет и сильно преувеличивает. И всегда готов принести себя в жертву. Так же, как дети войны приняли обычные усталость и горе за нелюбовь, так же их дети принимали некоторую невзрослость пап и мам за полную уязвимость и беспомощность. Хотя не было этого в большинстве случаев, и вполне могли родители за детей постоять, и не рассыпались бы, не умерили от сердечного приступа. И соседа бы укоротили, и няньку, и купили бы что надо, и разрешили с папой видеться. Но – дети боялись. Преувеличивали, перестраховывались. Иногда потом, когда все раскрывалось, родители в ужасе спрашивали: «Ну, почему ты мне сказал? Да я бы, конечно…» Нет ответа. Потому что – нельзя. Так чувствовалось, и все.

Третье поколение стало поколением тревоги, вины, гиперответственности. У всего этого были свои плюсы, именно эти люди сейчас успешны в самых разных областях, именно они умеют договариваться и учитывать разные точки зрения. Предвидеть, быть бдительными, принимать решения самостоятельно, не ждать помощи извне – сильные стороны. Беречь, заботиться, опекать.

Но есть у гиперотвественности, как у всякого «гипер» и другая сторона. Если внутреннему ребенку военных детей не хватало любви и безопасности, то внутреннему ребенку «поколения дяди Федора» не хватало детскости, беззаботности. А внутренний ребенок – он свое возьмет по-любому, он такой. Ну и берет. Именно у людей этого поколения часто наблюдается такая штука, как «агрессивно-пассивное поведение». Это значит, что в ситуации «надо, но не хочется» человек не протестует открыто: «не хочу и не буду!», но и не смиряется «ну, надо, так надо». Он всякими разными, порой весьма изобретательными способами, устраивает саботаж. Забывает, откладывает на потом, не успевает, обещает и не делает, опаздывает везде и всюду и т. п. Ох, начальники от этого воют прямо: ну, такой хороший специалист, профи, умница, талант, но такой неорганизованный…

Часто люди этого поколения отмечают у себя чувство, что они старше окружающих, даже пожилых людей. И при этом сами не ощущают себя «вполне взрослыми», нет «чувства зрелости». Молодость как-то прыжком переходит в пожилой возраст. И обратно, иногда по нескольку раз в день.

Еще заметно сказываются последствия «слияния» с родителями, всего этого «жить жизнью ребенка». Многие вспоминают, что в детстве родители и/или бабушки не терпели закрытых дверей: «Ты что, что-то скрываешь?». А врезать в свою дверь защелку было равносильно «плевку в лицо матери». Ну, о том, что нормально проверить карманы, стол, портфель и прочитать личный дневник… Редко какие родители считали это неприемлемым. Про сад и школу вообще молчу, одни туалеты чего стоили, какие нафиг границы… В результате дети, выросший в ситуации постоянного нарушения границ, потом блюдут эти границы сверхревностно. Редко ходят в гости и редко приглашают к себе. Напрягает ночевка в гостях (хотя раньше это было обычным делом). Не знают соседей и не хотят знать – а вдруг те начнут в друзья набиваться? Мучительно переносят любое вынужденное соседство (например, в купе, в номере гостиницы), потому что не знают, не умеют ставить границы легко и естественно, получая при этом удовольствие от общения, и ставят «противотанковые ежи» на дальних подступах.

А что с семьей? Большинство и сейчас еще в сложных отношения со своими родителями (или их памятью), у многих не получилось с прочным браком, или получилось не с первой попытки, а только после отделения (внутреннего) от родителей.

Конечно, полученные и усвоенный в детстве установки про то, что мужики только и ждут, чтобы «поматросить и бросить», а бабы только и стремятся, что «подмять под себя», счастью в личной жизни не способствуют. Но появилась способность «выяснять отношения», слышать друг друга, договариваться. Разводы стали чаще, поскольку перестали восприниматься как катастрофа и крушение всей жизни, но они обычно менее кровавые, все чаще разведенные супруги могут потом вполне конструктивно общаться и вместе заниматься детьми.

Часто первый ребенок появлялся в быстротечном «осеменительском» браке, воспроизводилась родительская модель. Потом ребенок отдавался полностью или частично бабушке в виде «откупа», а мама получала шанс таки отделиться и начать жить своей жизнью. Кроме идеи утешить бабушку, здесь еще играет роль многократно слышанное в детстве «я на тебя жизнь положила». То есть люди выросли с установкой, что растить ребенка, даже одного – это нечто нереально сложное и героическое. Часто приходится слышать воспоминания, как тяжело было с первенцем. Даже у тех, кто родил уже в эпоху памперсов, питания в баночках, стиральных машин-автоматов и прочих прибамбасов. Не говоря уже о центральном отоплении, горячей воде и прочих благах цивилизации. «Я первое лето провела с ребенком на даче, муж приезжал только на выходные. Как же было тяжело! Я просто плакала от усталости» Дача с удобствами, ни кур, ни коровы, ни огорода, ребенок вполне здоровый, муж на машине привозит продукты и памперсы. Но как же тяжело!

А как же не тяжело, если известны заранее условия задачи: «жизнь положить, ночей не спать, здоровье угробить». Тут уж хочешь — не хочешь… Эта установка заставляет ребенка бояться и избегать. В результате мама, даже сидя с ребенком, почти с ним не общается и он откровенно тоскует. Нанимаются няни, они меняются, когда ребенок начинает к ним привязываться – ревность! – и вот уже мы получаем новый круг – депривированого, недолюбленного ребенка, чем-то очень похожего на того, военного, только войны никакой нет. Призовой забег. Посмотрите на детей в каком-нибудь дорогом пансионе полного содержания. Тики, энурез, вспышки агрессии, истерики, манипуляции. Детдом, только с английским и теннисом. А у кого нет денег на пансион, тех на детской площадке в спальном районе можно увидеть. «Куда полез, идиот, сейчас получишь, я потом стирать должна, да?» Ну, и так далее, «сил моих на тебя нет, глаза б мои тебя не видели», с неподдельной ненавистью в голосе. Почему ненависть? Так он же палач! Он же пришел, чтобы забрать жизнь, здоровье, молодость, так сама мама сказала!

Другой вариант сценария разворачивает, когда берет верх еще одна коварная установка гиперответственных: все должно быть ПРАВИЛЬНО! Наилучшим образом! И это – отдельная песня. Рано освоившие родительскую роль «дяди Федоры» часто бывают помешаны на сознательном родительстве. Господи, если они осилили в свое время родительскую роль по отношению к собственным папе с мамой, неужели своих детей не смогут воспитать по высшему разряду? Сбалансированное питание, гимнастика для грудничков, развивающие занятия с года, английский с трех. Литература для родителей, читаем, думаем, пробуем. Быть последовательными, находить общий язык, не выходить из себя, все объяснять, ЗАНИМАТЬСЯ РЕБЕНКОМ.

И вечная тревога, привычная с детства – а вдруг что не так? А вдруг что-то не учли? а если можно было и лучше? И почему мне не хватает терпения? И что ж я за мать (отец)?

В общем, если поколение детей войны жило в уверенности, что они – прекрасные родители, каких поискать, и у их детей счастливое детство, то поколение гиперответственных почти поголовно поражено «родительским неврозом». Они (мы) уверены, что они чего-то не учли, не доделали, мало «занимались ребенком (еще и работать посмели, и карьеру строить, матери-ехидны), они (мы) тотально не уверенны в себе как в родителях, всегда недовольны школой, врачами, обществом, всегда хотят для своих детей больше и лучше.

Несколько дней назад мне звонила знакомая – из Канады! – с тревожным вопросом: дочка в 4 года не читает, что делать? Эти тревожные глаза мам при встрече с учительницей – у моего не получаются столбики! «А-а-а, мы все умрем!», как любит говорить мой сын, представитель следующего, пофигистичного, поколения. И он еще не самый яркий, так как его спасла непроходимая лень родителей и то, что мне попалась в свое время книжка Никитиных, где говорилось прямым текстом: мамашки, не парьтесь, делайте как вам приятно и удобно и все с дитем будет хорошо. Там еще много всякого говорилось, что надо в специальные кубики играть и всяко развивать, но это я благополучно пропустила Оно само развилось до вполне приличных масштабов.

К сожалению, у многих с ленью оказалось слабовато. И родительствовали они со страшной силой и по полной программе. Результат невеселый, сейчас вал обращений с текстом «Он ничего не хочет. Лежит на диване, не работает и не учится. Сидит, уставившись в компьютер. Ни за что не желает отвечать. На все попытки поговорить огрызается.». А чего ему хотеть, если за него уже все отхотели? За что ему отвечать, если рядом родители, которых хлебом не корми – дай поотвечать за кого-нибудь? Хорошо, если просто лежит на диване, а не наркотики принимает. Не покормить недельку, так, может, встанет. Если уже принимает – все хуже.

Но это поколение еще только входит в жизнь, не будем пока на него ярлыки вешать. Жизнь покажет.

Чем дальше, чем больше размываются «берега», множатся, дробятся, причудливо преломляются последствия пережитого. Думаю, к четвертому поколению уже гораздо важнее конкретный семейный контекст, чем глобальная прошлая травма. Но нельзя не видеть, что многое из сегодняшнего дня все же растет из прошлого.

© Людмила Петрановская.

Нашла тут

---

Праздничное. Очень красиво.

20.01.2013 в 00:41

Пишет  Джилл Мориган:

19.01.2013 в 23:12

Пишет  Yulita_Ran:

вдогонку прошедшим праздникам
Лучше поздно, чем никогда, верно? Йоль-Новый год-Рождество прошли, позвякивая колокольчиками, и растворились в снежной мгле до следующего года, а слова - что слова? слова остались. Делюсь тем, что показалось мне интересным и согревающим душу в минувшие праздничные дни.

Ведьмин Йоль

Спи, сынок, ведь холодная ночь длинна.
Морок чертит оконные витражи.
Но ты знаешь, что скоро придет весна,
А пока остается любить и жить.

Год не терпит подсказок и телеграмм,
Их мешая с трухой пролетевших дней.
Спи, сынок, ведь холодная ночь темна,
И вовеки не будет ее длинней.

Снежной лебедью пляшет среди пурги
Седокосая ведьма из древних саг.
Льдистый след от касанья ее руки
Освещает беззвездный бездонный мрак.

Нынче время легенд, что застыли вдруг,
Заковавшись морозною синевой.
И коль скоро пророчества нам не врут,
Значит старые боги придут на бой.

Одноглазый мудрец предречет беду,
И Привратник уже протрубил в своей рог,
В эту самую длинную ночь в году
Созывая бессмертных на Рагнарек.

Я не сплю от того, что на этот зов
Я должна отвечать, пока хватит сил.
С каждым годом нас меньше, а враг суров,
Тот, что вечный мороз в этот мир впустил.

Спи, сынок, я пока еще подожду,
Пока ветер рассветный разломит лед.
В эту самую темную ночь в году
Совершается зимний солнцеворот.

Сон морозный истает под бой часов,
Разметав и печаль, и тоску, и боль.
Повернется извечное Колесо -
С первым солнца лучом завершится Йоль.
© Kathelin Shatowillar

Сага на Рождество

I

Утро по окнам водит мягкой пушистой лапой, трется о черепицу рыжим своим бочком. В городе хруст от льдинок, снежный холодный запах, в тихих рассветных кухнях - кофе и молоко.
Бабушка Вьюга скоро будет трясти перины, ангелы - чистить крылья, всем голубям в пример. В городе пахнет глёггом, белит мороз витрины, где-то звенят трамваи - город готов к зиме.
До Рождества неделя, значит, не до вязанья, столько хлопот по дому, каждый короткий день выпечкой и уборкой, стиркой и глажкой занят. Дремлют клубки в корзинке, словно птенцы в гнезде, словно котята возле мамы – пушистой кошки, круглые спинки греют – дюжины две ли, три…
У фрекен Урд на кухне - запах миндальной крошки, специй ряды на полке, в баночке чайный гриб. Магия трав таится в чайнике из Икеи, под кружевной салфеткой - свежий душистый хлеб. Там, на окне замерзшем, птицам чуть-чуть теплее, где освещает свечка ангелов и вертеп.
Все ли готово? Тесто, яблоки и корица… Звездочками печенье выложить на листе.
Пусть же еще неделю праздно скучают спицы.
Фрекен берет мобильник - вечером ждем гостей!

За монитором плоским так и сидишь, не глядя ни на часы, ни в окна – день подошел к концу. Двадцать минут на кофе. Строгой фрекен Верданди офисный ритм по сердцу, офисный стиль к лицу. Лишь под конец работы, вылив в горшок с геранью воду из яркой лейки, выбравшись в интернет, фрекен на сайте смотрит схемы для вышиванья, просто для интереса – в этом ей равных нет: дома – льняная скатерть, вышивка тонкой гладью (к пяльцам бы поскорее – что там, дедлайн, отчет?) До Рождества неделя – скоро игла Верданди ветки омелы тонким шелком переплетет.

Город несет в ладонях снег, огоньки и искры, ангелы из бумаги смотрят сквозь жалюзи.
Воздух звенит морозом, вечер несется быстро, вот и звонок сестрицы – «милочка, привези…»
…Город кружится в вальсе, в ярмарочном веселье, снежные хлопья с неба – лучше, чем конфетти. Фрекен чуть-чуть помедлит в лавочке с рукодельем: ярких шелков на скатерть может и не хватить.
Каждой звезде бумажной хочется стать кометой, каждый имбирный пряник метит в дары волхвов. Фрекен Верданди купит ромовый кекс, конфеты – в каждом пакете нынче зимнее волшебство.

Феньки по локоть, в сумке – горсть разноцветных бусин, ниток мотки цветные, плеер играет рил. Город всегда приветит тех, кто не знает грусти, тех, кто легко сметает снежную пыль с перил.
Вот облака – кудели белой небесной пряжи, башня – как прялка, нитку тянет веретено… Рыжая Скульд в трамвае новую феньку вяжет – пальцы не ошибутся, даже когда темно.
Будущее - как дымка там, на углу с кофейней, если тебе семнадцать - в прошлом резона нет. Рыжую Скульд сегодня в школе назвали феей – что же с того, что знает Скульд небольшой секрет: дарят не амулеты, ключики к двери счастья, тоненькой ниткой время накрепко не связать, - Скульд, подмигнув, повяжет фенечку на запястье, искры огней бенгальских вспыхнут в ее глазах…
Дальше, подумать если, будет легко и просто, там, где ослабнут петли – свяжутся узелки, Рыжая Скульд танцуя, кружит на перекрестках, Рыжая Скульд синицам крошки дает с руки.
Где-то везут подарки северные олени – след от полозьев санок яркий, как Млечный путь. До Рождества неделя, город сплетает тени, дарит гирлянды-феньки и не грустит ничуть.
Где-то несутся сани с радостным перезвоном, прочь колокольцы гонят слякотную тоску. В старом подъезде жмется к стенке смешной котенок - значит, две рыжих нитки переплелись для Скульд. Каждый на свете хочет, чтобы его любили, рыжий грызет, играя, фенечки на руках. Будет сестрицам радость, Скульд достает мобильник, – впрочем, когда же в доме не было молока?

II

Снежный покров раскроен в точности по лекалам – крыши, балконы, скверы четки как никогда. Город ведет прохожих, город хранит усталых, передавая вести тихо по проводам.
Каждому в этом мире нужен уют домашний, чтобы в прихожей пахло яблочным пирогом. Урд открывает двери – Рыжий едва не пляшет: столько снежинок-мушек с гостьей влетает в дом.
- Не опоздала? Пробки… - пляшет над свечкой пламя, снежные мушки тают искрами на пальто, слышится смех Верданди. Рыжий блестит глазами: входят за гостьей следом двое больших котов.

Рыжий котенок сделал стойку на тонких лапах, спинку дугой, и уши – к маленькой голове. Каждый из этих серых крохе годится в папы. Каждый его обнюхал: «Здравствуй, малыш, привет!»
Город на крышах белит ворох небесной пряжи, в доме корицей пахнет, в вазочке - летний мед, яблочное варенье… Скульд расставляет чашки, прыгает прямо в кресло серый пушистый кот.
Славно идет беседа – школьная вечеринка, зимние распродажи, служба на Рождество. Рыжий чуть-чуть косится: столько клубков в корзинке, столько пушистых ниток – все это для него? Елочный ангел крылья прячет от лап колючих, Урд, улыбаясь гордо, ставит пирог на стол. Рыжий клубки катает! Там, у хозяек – скучно, серым того и надо, лучше играть в футбол.
Рыжий и двое серых носятся по паркету - пляшут клубки, мелькая, вьется цветная вязь, вот потянулась к красной нить золотого цвета, вот голубая нитка с белой переплелась.

III

…Где-то седое море тонет в прозрачной дымке, сосны поют про небо северных дальних стран. «Пуск», «завершить работу» - и цифровые снимки вмиг до утра сокроет темный пустой экран. Анна сидит в отделе, можно сказать, до ночи, ровно пять дней в неделю – график один для всех. Анна встает уныло, Анна домой не хочет, слякотно, скользко, сыро, курточка – рыбий мех. Выйдет – огнями елка ей подмигнет в витрине, вслед прокричит ворона, сидя на проводах. Ярко горит, мерцает в кружеве тонких линий – темных ветвей кленовых – маленькая звезда.
Анне давно давно не двадцать – в общем, слегка за тридцать. Анне сидится ровно – раньше рвалась, хоть плачь, все изменить, уехать. Раньше – щипало в горле, нынче – легко смириться, не замечать уколов маленьких неудач.

Что же, катись, клубочек!
Нынче темнеет рано – или от монитора просто рябит в глазах.
Прямо перед машиной на перекрестке Анна слезы смигнет. Водитель врежет по тормозам…
«Девушка, зазевались?» - глянет почти сердито, всмотрится и узнает. «Боже! Сто зим, сто лет!» Скоро за разговором слезы почти забыты. – «Помнишь, в десятом классе?» - «Замужем?» - «Что ты, нет!»
«Слушай, поедем с нами на Рождество? Решайся!» - нитка дрожит, как провод, в небе звенит сигнал.
«Мы так с женой мечтали» - нитка сплетает шансы.
…Анна глядит на карту. Северная страна,

Сосны, залив и скалы – те, что на мониторе, ветер колышет в поле вереск сухой и дрок. Нет, никакого принца. Нет, никакой лав стори. Только от перекрестка – веер ночных дорог. Море о скалы бьется, ангелы пляшут джигу, варят лесные тролли сладкий тягучий мед. До поворота – вечность, двадцать минут, полмига, до Рождества – неделя. Анна идет вперед.

IV

Радужно блещут льдинки в кроне седого вяза, к варежкам детским липнет мягкий пушистый снег. До Рождества – неделя, тихое время сказок, время смешных открыток, ярких свечей в окне.
Время писать е-мейлы, время звонить знакомым, только молчит мобильник, только, набрав пароль, видишь одни рассылки вместо письма из дома. Или – всего вернее – надпись: входящих – ноль.

Дом не за дальним морем, здесь он – за два квартала трубы видны из окон съемного чердака. Старая ссора снова комом под горло встала, видятся клочья писем в мчащихся облаках.
Каждый на свете знает: в доме горит окошко, можно с пути сбиваться – выйдешь на этот свет. До Рождества – неделя, это совсем немножко, на чердаке у Лизы елки и свечек нет.
В детстве все было просто: спали игрушки летом в синей большой коробке, в бабушкином шкафу. Елка вплывала в двери, дом озарялся светом, в трубах печных играли вьюги мотивы фуг. Перебирать игрушки вместе могли до ночи, папа крепил к верхушке бронзовую звезду...
В комнате снова тихо. Лиза звонить не хочет.
Лиза почти что знает, дома ее не ждут.
В восемь часов за пиццей выбравшись в супермаркет – мелочь звенит в кармане, карточка и ключи, хмуро окинув взглядом елки, шары, подарки, Лиза рукой коснется яркой большой свечи. Точной такой, как в детстве – в темной еловой хвое домик лесного гнома, крыша, труба, окно. Над фитильком как будто пламя горит живое…
…Мама такую свечку хочет уже давно.

Будет тянуться нитка, будет клубок катиться, следом за снежным вихрем площадь пересечет.
К кассе идет со свечкой Лиза, забыв о пицце. Чья-то рука знакомо тронет ее плечо.
…Дом уже близко – вот он, рядом, за два квартала, Лиза проходит с мамой – нету ни слез, ни ссор. «Точно такая свечка, мама, как ты узнала…»
Смотрит звезда из бронзы в дремлющий снежный двор.

V

Где-то пакует Санта мишек и шоколадки, щурится близоруко в письма от детворы. Мчатся, спешат поземки, чтобы дорога гладко, как полотно, тянулась в скверики и дворы.
Тихо шуршат на почте праздничные конверты, в каждом - не тайна, что вы! - праздник, любовь, тепло. До Рождества - неделя, только к старушке Берте не почтальон, не Санта - ветки стучат в стекло.
Где-то в груди – осколок старой привычной боли, график температуры пляшет уже с утра.
До Рождества неделя, ставит в углу на столик пластиковую елку добрая медсестра.
Дома, наверно, кошку кормят невестка с сыном - ключ им дала соседка, внуки польют цветы. Только углы в квартире серой тоскою стынут, только без старой Берты кажется дом пустым.
До Рождества неделя – грустно вздыхают дети, папа звонит в больницу: хоть бы пошло на лад. Каждый припомнить может: сколько живет на свете, всех собирает Берта в праздник вокруг стола.
Взрослые не поверят: дело не в марципане, и не в стеклянных гномах, помнящих прошлый век. Нильсу и Марте нынче не до коньков и санок, не до гирлянд, горящих в дымчатой синеве.
В комнате Берты тихо, ветер поет тревожно, снежная мгла скребется, ветка стучит в окно.

Мчится, бежит клубочек, и не найти надежней, и не найти прочнее ниточки шерстяной… Рыжий играет с серым – яркий узор петляет, красная нить с зеленой тесно переплелась.

Доктор, конечно, верит – чудо порой бывает, что же мешает чуду произойти сейчас?
Вьюга в стекло палаты стукнет снежком пушистым, словно зовет подругу: выйди гулять скорей. Берта наутро встанет на удивленье быстро, вслед ей звенят деревья в инее-серебре, солнце сквозь кроны светит елочным шаром ярким, красный снегирь на ветке – праздничным огоньком.
«До Рождества успею внукам купить подарки», - через порог палаты Берта шагнет легко.

VI

Спят под корнями ивы маленькие ундины, снятся им волчьи пляски, снежные кружева.
Слушает тихий город песню часов старинных – только семь дней осталось, люди, до Рождества!

Рыжий и двое серых путают нитки смело: быстро бегут клубочки, только лишь поспевай!

Узел стянулся – кто-то встретился под омелой, петелька распустилась – кто-то нашел слова.
Кто-то - успел на поезд, кто-то – пришел мириться, чья-то мечта ракетой скоро взлетит в зенит…
Вот у подъезда двое – тени скользят по лицам...
Где-то в небесной выси нитка поет, звенит.

© elven-luinae и lomenille
За находку спасибо  Amayya

@темы: красотища

---

Надо на дверь повесить такой)

@темы: Стеб

---

БЕРЛИНСКИЙ ПАРФЮМЕР СОЗДАЛ ЗАПАХ, ОТ КОТОРОГО ОБАЛДЕЮТ ВСЕ КНИГОЛЮБЫ. НОВЫЙ АРОМАТ "PAPER PASSION" ПАХНЕТ НЕ ЦВЕТАМИ И СЛАДОСТЯМИ, А СВЕЖЕНАПЕЧАТАННОЙ БУМАГОЙ. "ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ" НОТКИ ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ ВДОХНУЛ КАРЛ ЛАГЕРФЕЛЬД.

Запах новой книжки очарователен и полон ассоциаций: с детством, с вечером, с отпуском. Упаковать в пузырек "Бумажную страсть" (так переводится название парфюма) сумел немецкий мастер благовоний Геза Шён (Geza Schön). Он создавал этот запах около года, и недавно аромат был представлен на дизайнерской выставке в Милане.
Парфюм упакован, что называется, в тему. Это книга с белым льняным переплетом. Красная выемка для флакона спрятана за 32-мя страницами с напечатанным на них текстом. Над дизайном потрудился сам Карл Лагерфельд. И он, кстати, признался, что считает себя "бумажным фриком", обожающим трогать красивую бумагу и вдыхать ее запах.
Внес свою лепту в книжный аромат и лауреат Нобелевской премии по литературе Гюнтер Грасс, написав к парфюму небольшое сопроводительное стихотворение. Сама же необычная идея принадлежит 61-летнему издателю Герхарду Штайдлю. "Запах свежей книги дурманит словно наркотик", – говорит Штайдль. "Исполнителю" парфюма Шёну издатель прислал десятки книг, бумагу, чернила и краски – для вдохновения.
С нелегкой задачей мастер ароматного искусства Шён (среди клиентов которого, кстати, числится Мадонна) справился с 17-й попытки. Бумага сама по себе пахнет "промышленно, сухо и жирно", констатировал 43-летний парфюмер. В своей квартире в берлинском районе Кройцберг ему в конце концов удалось получить идеальный книжный запах, смешав 13 ингредиентов.
В итоге в парфюме чувствуются как древесные нотки, так и сладковатые. "Я хотел создать не экспериментальный запах для ароматических свечей, которые бы жгли в книжных лавках или во время литературных чтений, а современный парфюм", – подчеркивает издатель и автор идеи Герхард Штайдль.
В августе флакончики "бумажной пассии" должны появиться в широкой продаже.
www.euromag.ru/more-about-europe/20916.html

---

20.01.2013 в 02:42

Пишет  NeAmina:

Я был растроен и устал
от жизни суетного бега,
и вот тогда-то и создал
свое компьютерное Эго.
Придумал имя и судьбу,
в жж завел нехитрый бложик,
обрек на вечную борьбу
с собой, людьми и жизнью тоже.
Он был везучий сукин сын,
стервозный тип, в общенье труден.
Но, словно за глотком росы,
к нему всегда тянулись люди.
Он, как костер, светил и грел.
жилеткой был, и грелки вместо.
Мне в этой чертовой игре
совсем не оставалось места.
И было тошно от вранья,
и своего и персонажа:
я понимал, что он не я,
и никогда не буду даже.

Я сам с собой затеял спор,
и, взвесив минусы и плюсы,
ему я вынес приговор,
и воплотил его искусно,
снеся под корень этот блог
под вопли преданных фанатов.
Второй личины эпилог
был триумфален – то, что надо!
Пока что я по горло сыт
игрой, иллюзиями, ложью
Но этот чертов сукин сын,
он тоже я.
И всё возможно.

@темы: красотища, NeAmina

---

19.01.2013 в 15:25

Пишет  МамаЛена:

Девиз, однако.
И помни - никакой агрессии! Бей и улыбайся.

@темы: Стеб

---

19.01.2013 в 14:20

Пишет  МамаЛена:

Пишет  Талифа:
Пишет  Осколки чужих мыслей:
ПРЕЗИДИУМ СВЕТЛОГО СОВЕТА.

(Элpонд) Сегодня на совете с докладом Гэндальф Сеpый!
(Гэндальф) Я вот с каким вопpосом! (Аpагоpн) Послyшай, отвяжись!
(Гэндальф) Hашли Кольцо Всевластья. (Боpомиp) А я тебе не веpю.
(Бильбо) Как здоpово, что все мы здесь сегодня собpались.

(Элpонд) Коллеги, не pyгайтесь - сейчас мы всё обсyдим...
(Боpомиp) У нас в Минас Тиpите подобных - завались!
(Гэндальф) Давайте ближе к делy... (Фpодо) Скажите, пить-то бyдем?
(Бильбо) Как здоpово, что все мы здесь сегодня собpались.

(Боpомиp) Я здесь почти слyчайно... (Фpодо Сэмy) Пойдём, пpомочим гоpло.
(Гэндальф) Hа нём внyтpи там надпись! (Аpагоpн) И мне возьми бокал.
(Элpонд) А кто нашёл колечко? (Боpомиp) И где пpотивный Гоpлyм?
(Фpодо) Как здоpово, что... Гоpлyма не знаю, не видал.

(Леголас Боpомиpy) Ты лей, бpат, не стесняйся... (Боpомиp) Ой, что-то мне хpеново...
(Гэндальф) "Аш назг...", а дальше матом. (Аpагоpн) Ещё посyда есть?
(Леголас) Давайте лyчше выпьем! Я тост пpидyмал новый!
(Бильбо) Как здоpово, что все мы здесь... (Леголас) А Саypон не здесь!

(Бильбо) Hеси ещё бyтылкy (Аpагоpн) Где хлеб, никто не знает?
(Гэндальф) С кольцом что бyдем делать?! (Элpонд) А, бpось в Оpодpyин...
(Бильбо Фpодо) Ты что не пьёшь, заpаза?!( Фpодо, с ненавистью глядя на кольцо) Жена не позволяет!
Как здоpово, что много нас, а Саypон - один...

(с)

@темы: Стеб

---

В пустоши звезд
Ветры потерь и надежд - хором.
Встань во весь рост,
Торин, сын Траина, внук Трора.
Золота звон
Шепчет о прошлом, едва слышен.
Скажут: сражен,
Скажут, что мал, только кто - выше?

Память что сон:
Вспомнить - проклятье, и ты проклят,
Вечный дракон
Даже в покое глядит в окна.
Это не страх,
Это - подняться и встать твердо
В Синих Горах,
В лигах скитаний, в глазах мертвых.

Есть ли покой?
Горечь печатью сомкнет губы,
Твердой рукой
Сжаты обеты, как ветвь дуба.
Слово - стрела,
Клятвы острее мечей стали,
Рвет пополам
Голос сокровищ и зов стали.

Что решено -
То сожжено, не тебе строить,
Но за спиной
Эти тринадцать стоят строем.
Крепче всех гор
В них из руин восстает город,
Твой Эребор,
Торин, сын Траина, внук Трора.

(с) Doctor Offline

@темы: Торин Дубощит

---

19.01.2013 в 11:55

Пишет  МамаЛена:

---

19.01.2013 в 06:01

Пишет  Akonit Nord:

@темы: Северус

---

19.01.2013 в 06:24

Пишет  Akonit Nord:

MarinaMich
О боже мой!!!

@темы: Алан Рикман

---

19.01.2013 в 10:18

Пишет  HelenaNort:

пусть и у меня полежит)))

19.01.2013 в 00:28

Пишет  zhita:

о, боже-боже!

@темы: Северус

---

Торин: Здравствуйте, очень приятно, царь.

19.01.2013 в 10:00

Пишет  МамаЛена:

Прелесть! Не моя.
Пишет  Naru Osaka:
Пишет  Madwit:

Мнение из зала
Всем доброго лося дня, присоединяюсь и в качестве вступительного взноса несу ужасную дурь. Простите меня. Во всём прошу винить

вот это

.
Это не фанфик, посему без шапки.

Хоббит: как это выглядело из зрительного зала.

Бильбо: В 1878 году я окончил Лондонский университет, получив звание врача, и сразу же отправился в Нетли, где прошел специальный курс для военных хирургов...
Питер Джексон: Кхм-кхм.
Бильбо: А. Да. Простите. Значит, давным-давно, в одной далекой-предалекой галактике... я имел в виду, В большой-большой горе... жили-были гномы.
Гномы: Золото, золото, золото, зоооолооотооо.
Дракон: О, ДА.
Гномы: Спасайся кто может!
Торин: Смотрите, армия эльфов пришла нам помочь! Давайте вместе торжественно испепелимся во имя гномьего отечества и сокровищ!
Трандуил: ...не думаю, что это хорошая идея. Мы слишком прекрасны, чтобы умирать. И потом, я должен беречь этого рарного лося.
Торин: Ненавистный! Ненавистный навсегда!!!
Голлум: эй, это моя реплика.
Бильбо: А теперь, я знаю, что вы все этого ждали... В норе под землей жил-был хоббит...
Фанаты: ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ
Гендальф: Видели достаточно смерти и страданий? Хотите ещё?
Бильбо: Нет.
Гендальф: Но ведь вы - военный врач?
Бильбо: Не понимаю, о чем вы.
Гендальф: Ну-ну.
Гномы: Врач тут живёт?
Бильбо: НЕТ!
Гномы: Но как же, вот и табличка на двери...
Гендальф: ЛОЛ.
Бильбо: Это не смешно! У меня отпуск! Я только что избавился от одного эксцентричного соседа, мне не нужны новые! Тем более гномы! Тем более 12 штук!
Гендальф: 13.
Торин: Здравствуйте, очень приятно, царь.
Бильбо: Ну ладно, зачем вам врач?
Гендальф: Слышал когда-нибудь про такую болезнь - пафосиоз?
Бильбо: Пафосиоз?
Торин: МЫ ДОЛЖНЫ ОТВОЕВАТЬ НАШЕ КОРОЛЕВСТВО! СРАЗИМСЯ С ДРАКОНОМ! УМРЕМ НО НЕ СДАДИМСЯ!
Бильбо: ...да, кажется, я понимаю, о чем вы.
Торин: ЗА ВЕРУ, ЦАРЯ, ОТЕЧЕСТВО И ЗЛАТО!
Гномы: Барук Казад! Казад ай-мену!
Бильбо: Тут определённо требуется высококвалифицированный специалист.
Торин: Врач? Мне не нужен врач!
Гендальф: Вор, я имел в виду - вор.
Бильбо: Я отказываюсь! У меня отпуск!
Гендальф: Неужели тебе совсем их не жаль? Посмотри, они поют печальную песню.
Бильбо: Да уж, страшная вещь этот ваш пафосиоз.
Гендальф: От него даже умирают!
Бильбо: О черт. Ну ладно.
Гендальф: Сказки и пиво - бесплатно.
Гномы: Мы пошли на самом деле именно из-за пива.
Бильбо: А что за сказки?
Балин: О, я могу тебе рассказать про Торина и Бледного Орка.

Некоторое время назад.
Торин: УМРЁМ НО НЕ СДАДИМСЯ! ОТВОЮЕМ МОРИЮ!
Азог: Я поклялся убить всех гномов. Знаете, почему? Они считают, что они пафоснее, чем я!
Торин: Но так и есть.
Азог: ОТРУБЛЮ ГОЛОВУ ТВОЕМУ ДЕДУ И ЗАПЫТАЮ ДО СМЕРТИ ТВОЕГО ОТЦА.
Торин: ВООРУЖУСЬ ДУБОВОЙ ВЕТКОЙ И ОТРУБЛЮ ТЕБЕ РУКУ.

Бильбо: Отлично, теперья знаю историю болезни. Значит, Торин заразился от Азога. А что сам Азог?
Тоин: ОН УМЕР! СДОХ И СГНИЛ И КОСТИ ЕГО ОБГЛОДАЛИ ЧЕРВИ И МЫ СПЛЯСАЛИ НА ЕГО МОГИЛЕ!!!
Балин: ...как думаете, может, сказать ему правду?
Гендальф: Это опасно, может случиться рецидив.

Тем временем в Лихолесье.
Радагаст: О нет, Себастьян, не умирай!!!
Ёжик Себастьян: Умойся, Торин, ты всё равно не сможешь умереть более драматично, чем я.
Радагаст: Неееет! Регенерируй!

Гендальф: Силы тьмы надвигаются с востока... стоп, это из следующей серии. Торин, зачем мы остановились?
Торин: Ночевать будем.
Гендальф: Что, прямо здесь, в чистом поле, рядом с троллями, жрущими всё подряд? Давайте дойдем до гостиницы.
Торин: Нет! Мы не пойдем в гостиницу к эльфам!
Гендальф: Почему?
Торин: Во-первых, у нас нет денег.
Гендальф: Поправочка - у ТЕБЯ нет.
Бильбо: Черт, почему по документам мой наниматель - Торин, а не Гендальф?!
Фили и Кили: Придумайте сами, чем мы занимались, вместо того чтобы присматривать за пони.
Фанаты: ЛООООООЛ.
Фили и Кили: Бильбо, давай, разберись с троллями, которые сперли наших пони.
Бильбо: Почему я?
Фили и Кили: Мы слишком прекрасны, чтобы умирать.
Тролли: ЕДА!
Бильбо: *ля.
Главный тролль: Подождите, он такой милый. Давайте его оставим.
Гномы: А ну отдайте! Он нам самим нужен!
Тролли: А вот это уже точно еда!
Бильбо: Сырые и немытые гномы вредны для желудка...
Гендальф: РАССВЕТ ИДЕТ И СМЕРТЬ ВАС ЖД... О, черт. Кажется, я заразился пафосиозом.
Гномы: Ура, мы спасены. Но что это? Золото, золото, золото, зооооолоооотооооо!
Бильбо: А вы уверены, что это пафосиоз? Больше похоже на золотую лихорадку.
Гендальф: О нет, это как раз для гномов нормально.
Торин: НЕТ! ЭТИ ВЕЩИ ПРИНАДЛЕЖАЛИ ПРЕДАТЕЛЯМ-ЭЛЬФАМ! МЫ НЕ БУДЕМ К НИМ ПРИКАСАТЬСЯ!
Гномы: Золото, золото, золото, зооооолоооотооооо!
Гендальф: ...вобщем, я особо за них не беспокоюсь.
Радагаст: (внезапно появляясь) Разбой! Убийство! Грабеж!!!
Гендальф: Кого убили, что украли?
Радагаст: ТАРДИС! Мою ТАРДИС украли!
Гендальф: Обожемой. Ты видел, кто это сделал?
Радагаст: Высокий смазливый брюнет.
Бильбо: Звучит знакомо...
Радагаст: А ещё я видел привидение. По-моему, я побывал в МАТРИЦЕ. Оно оставило улику! Отнеси её агенту Смиту, он разбирается.
Варги: Кхе-кхе.
Радагаст: Я отвлеку их. Мой транспорт самый быстрый.
Гендальф: ..Это кролики?
Радагаст: Я зову их К9.
Гномы: Нас окружают. Почему нас догоняют, мы же БЕЖИМ?!
Гендальф: Возможно, стоит бежать чуточку быстрее.
Гномы: НЕ ПОМОГАЕТ.
Гендальф: Возможно, стоит бежать в другую сторону.
Торин: Это же гостиница эльфов! МЫ НЕ ПОЙДЕМ ТУДА!!!
Гендальф: На здоровье, дуй обратно к оркам.
Торин: Ты не понимаешь. Эльфы предали моего деда и отца. А ещё они заставят нас помыться и причесаться!
Элронд: И правильно питаться.
Гномы: Чертова эльфийская травяная диета.
Эльфы: Зато посмотрите какие мы стройные и немного обдолбаные.
Гендальф: О, Элронд. Ты ещё не забыл BASIC? Нам тут надо кое-что прочесть.
Элронд: Конечно. Только пройдемте в специальную комнату для чтения. Там всё необходимое оборудование - обрыв, водопад и хрустальный стол.
Торин: Ну? Что сказано в древней секретной карте моего народа?
Элронд: "31 декабря, сходивши в баню, встань возле ёлки и крикни дедушку Мороза".
Торин: О нет. Новый Год уже скоро, мы не успеем дойти до бани! Разве что выдвинемся прямо сейчас.
Гендальф: Как, вы не хотите встретиться с единственной женщиной в этом фильме?
Торин: Мы гномы, нам не нужны женщины.
Саруман: С дурной компанией ты связался, Гендальф.
Гендальф: Неважно. Давайте обсудим события следующей серии. Радагаст нашел улику, он подозревает, что древнее зло хочет вернуться из Матрицы.
Саруман: ...а я ему говорил, негоже Повелителю Времени питаться одними грибами.
Гендальф: Вообще, я давно хотел спросить... Галадриэль, что у тебя под платьем?
Галадриэль: Эээ.
Гендальф: Признайся, там вращающаяся подставка?!
Галадриэль: ...Иди присмотри за Бильбо.

Тем временем в горах.
Гномы: Черт, похоже, мы заблудились.
Торин: Я царь, я не мог заблудиться.
Гномы: Тогда почему мы в павильоне "Трансформеров"?
Торин: Я спас упавшего Бильбо, но сам при этом испугался до чертиков. Царю не пристало бояться. ЗРЯ МЫ ВЗЯЛИ С СОБОЙ БИЛЬБО.
Бильбо: Я начинаю думать, что это уже неизлечимо.
Бофур: Не обращай на него внимания, у него ПМС. А у тебя просто депрессия, потому что ты скучаешь по дому.
Бильбо: И это тоже. пойду-ка я.
Бофур: Домой?
Бильбо: Ага. В смысле, в Ривенделл. Теперь это официально мой любимый дом.
Меч Бильбо, будущее Жало: Жаль тебя расстраивать, хозяин, но я свечусь не для того, чтобы тебе было лучше видно, куда идти.
Гоблины: Гоп-стоп, мы подошли из-под пола.
Бильбо: Давно хотел опробовать прием "он уполз".
Какой-то гоблин: Научи меня!!!

Король гоблинов: Какие люди, в смысле, гномы. Закурить есть?
Гномы: *мрачно молчат*
Король Гоблинов: Да ладно, все гномы курят!
Гномы: *мрачно молчат*
Король Гоблинов: Нет? Ну может хоть "Мурку" кто споёт?
Торин: Не царское это дело.
Король Гоблинов: Ух ты, знакомые все лица. Все с доски "Разыскивается живым или мертвым".

Голлум: Я только что сделал рейтинг 6+ наглой ложью.
Теряет Кольцо.
Бильбо: *выползая из грибов* Вот теперь я знаю, как выжил Шерлок.
Кольцо: *соблазнительно блестит*
Бильбо: Какое гладкое и чистое. Наверное, владелец часто его снимает и одевает. Наверное, владелец изменяет своему супругу... тьфу.
Голлум: Черт знает сколько лет в темных сырых пещерах, жру мышей и гоблинов. Знаешь, о чем я мечтаю?
Бильбо: *дрожа* О сочном мясе?
Голлум: О замужестве!
Бильбо: ...ну, всегда есть гоблины.
Голлум: Они страшные и грубые. Мне нужен кто-то симпатичный, заботливый и, желательно, с медицинским образованием.
Бильбо: Ладно, давай сыграем в загадки? И я выиграю, ты покажешь мне выход.
Голлум: А если я выиграю - ты на мне женишься.
Играют.
Голлум: Мне надоело. К тому же, я всё равно выиграю. Давай уже женись скорее!
Бильбо: Ну нет. Сейчас моя очередь загадывать. И потом, не хочу я на тебе жениться, я даже не знаю, мальчик ты или девочка?
Голлум: ...Это слишком сложная загадка!
Бильбо: Сдаешься?
Голлум: Ну почему ты не хочешь на мне жениться?! Смотри, у меня уже даже и кольцо есть, золотое... кольцо! Где кольцо?!
Бильбо: Кто-то украл?
Голлум: И кто бы это мог быть.
Бильбо: Ну, я пошёл.
Голлум: Стой! Взял кольцо - женись!
Бильбо: Да я лучше съем перед загсом свой паспорт!

Торин: Мы попали. Какой ужас, это будет совсем не пафосная смерть!
Гендальф: (внезапно появляясь) Погоди, ещё рано... В смысле, БЕРИТЕ ОРУЖИЕ И СРАЖАЙТЕСЬ!
Торин: Живительный пафос! О, да!
Гномы: Слишком много гоблинов. Гендальф, жахни ещё разок масс-скилом.
Гендальф: Мана кончилась. К тому же босса мы уже завалили, на мобов можно и не размениваться.
Гномы: А лута так и так нет. Правда что, пойдем отсюда.

Голлум: Вот так значит, да?! Поматросил и бросил?
Бильбо: Не могу я на тебе жениться! Я другому отдана, и всё такое!
Голлум: Тогда кольцо верни!
Бильбо: Не понимаю, о чем ты.
Кольцо: Не отдавай меня ему. На нем всё равно никто никогда не женится, так и буду валяться без дела. А ещё у меня +100 к инвизу.
Бильбо: Крууууто. Теперь я могу сменить класс и стать ассассином! Могу даже убить Голлума. А черт, нет, для этого ещё качаться и качаться...
Голлум: Ненавистный! Ненавистный навсегда!!! Видите - МОЯ реплика.

Гендальф: Дети, строимся по парам. Торин, ты почему один? Где твоя пара? Куда вы Бильбо дели?!
Торин: ОН БРОСИЛ МЕНЯ. То есть, НАС.
Гендальф: Не может быть, он же давал клятву Гиппократа!
Бильбо: Хопа - а я здесь!
Все: Как ты это делаешь?!
Бильбо: Я знаю чит-код.
Гномы: ОН ТАКОЙ МИЛЫЙ!
Азог: Кхм-кхм.
Торин: ОСКВЕРНИ...
Гендальф: Напоминаю, что у меня кончилась мана. Так что бежим.
Варги: ЛОЛ.
Гендальф: Ладно, давайте залезем на деревья.
Варги: ЛОЛ.
Гендальф: Ладно, давайте швыряться шишками.
Торин: ЭТО НЕ ПАФОСНО! Я ДОЛЖЕН СРАЗИТЬСЯ С БЛЕДНЫМ ОРКОМ НЕ НА ЖИЗНЬ, А НА СМЕРТЬ!
Гендальф: Блиин, у него обострение.
Бильбо: Кхм... Уважаемые орки, простите, извините, но это мой пациент, и вы мешаете реабилитации.
Орлы: Ух ты, насекомое не врало, тут и впрямь гномы на деревьях!
Гендальф: *голосует*
Орлы: Ох уж эти автостопщики. Ладно, но только до ближайшей скалы.
Гномы: У Торина кончается hp! Гендальф, хил!
Гендальф: Да это уже не хил, это уже рес...
Торин: Доктор?
Гендальф: Смотря кого ты имеешь в виду. Но в целом всё хорошо - скала досточно эпична, тебя спасли достаточно пафосно, и мы почти дошли до вашей горы.
Торин: Бильбо. МЫ ДОЛЖНЫ ОБНЯТЬСЯ.
Бильбо: Ну... это уже прогресс.
Все: Ура! Скоро Хеппи-Энд.
Дракон: ЛОЛ.

Гномы: ...кто-нибудь знает, как спуститься с этой скалы?

tbc

@темы: Стеб, Торин Дубощит

---

Пишет  Incognit@:

15.01.2013 в 22:19

URL комментария

@темы: Люблюнемогу, Ричард Армитидж, Сказочная красота!

---

15.01.2013 в 14:37

Пишет  МамаЛена:

Вот, сейчас все любуются этим красавцем, а Маме хочется сказать словами поэта:
"А я дзюдо любил и до..."(с)

@темы: Люблюнемогу, Ричард Армитидж, Сказочная красота!