Если я вас напрягаю или раздражаю, то Вы всегда можете забиться в угол и по рыдать! лишь маво миленка рожа на волшебную похожа нос крючком, глаза горят патлы шваброй, слюни- яд!
***
Когда на море опускалась ночь,
Тьма становилась вовсе абсолютной.
Вода и камни. Ветрено, безлюдно.
В песок грозились волны истолочь
Скалистый берег. Башню Мертвеца.
Изнанку век дурачили рисунки,
Часы тянулись, превращаясь в сутки,
И этой пытке не было конца.
Ни спеть, ни выпить, только вспоминать
О том, как это всё происходило,
Молить о снисхождении будильник:
Отрезок от рассвета до темна.
И память отпускала дурака.
Стирались даты, образы и лица,
Но, не давая полностью забыться,
Отчаянье дышало у виска.
Швыряя идеалы на алтарь,
Не почитал ни Мерлина, ни Бога.
Я сам себе и пугало, и боггарт,
И кто бы знал вообще какая тварь.
Четыре стенки, тумбочка, кровать.
Решётка на окне, решётка в двери.
Я наяву беспамятству поверил,
Но как же это больно – забывать.
читать дальше
Когда на море опускалась ночь,
Тьма становилась вовсе абсолютной.
Вода и камни. Ветрено, безлюдно.
В песок грозились волны истолочь
Скалистый берег. Башню Мертвеца.
Изнанку век дурачили рисунки,
Часы тянулись, превращаясь в сутки,
И этой пытке не было конца.
Ни спеть, ни выпить, только вспоминать
О том, как это всё происходило,
Молить о снисхождении будильник:
Отрезок от рассвета до темна.
И память отпускала дурака.
Стирались даты, образы и лица,
Но, не давая полностью забыться,
Отчаянье дышало у виска.
Швыряя идеалы на алтарь,
Не почитал ни Мерлина, ни Бога.
Я сам себе и пугало, и боггарт,
И кто бы знал вообще какая тварь.
Четыре стенки, тумбочка, кровать.
Решётка на окне, решётка в двери.
Я наяву беспамятству поверил,
Но как же это больно – забывать.
читать дальше